Реконструкция – она и в Африке реконструкция, и в России, и на Украине. Придумать себе войнушку, прибарахлиться экипировкой по старомодным образцам, вникая в детали, и вот вам ожившая история. Гренадеры, гусары, уланы, интенданты, маркитанты, каптенармуса, и пушка почти как настоящая, и басурманин в треуголке типа драпает из Белокаменной. Еще бы Москву поджечь, но менты могут помешать, менты настоящие.
Кроме того, можно понарошку умереть на той далекой, на Гражданской. Как Василий Иваныч или Петька, а еще краше сходить в психическую атаку, начихав на кривые убыточки, с папироской смертельной в зубах. Изумляя большевистский сброд прямотой дворянской осанки и холодным равнодушием к смерти.
Или поиграть в Великую Отечественную – только здесь уже шпагами и пулеметами не обойдешься, оживлять историю надо при помощи минометов и танков. Еще под это дело важно реконструировать идеологию, а то нижние чины, да и генералы интересуются, за что воюем. Как за что? За Русь, царя и веру, за Родину, за Сталина против красной сволочи и немецко-фашистских оккупантов.
Однако идеальная реконструкция для тех, кто в детстве не наигрался в солдатиков, – это, конечно, настоящая война. С кровью, трупами, воем снарядов, разрушенными домами, каждодневной картинкой в телехронике. Счастливо соединяющая в себе отдельные черты гражданской и даже мировой. Ожившая история в реальности – это как бы подлинная история, с костяным грохотом восставший из гроба миф, окопное братство, воинская слава, непререкаемая власть над людьми.
Однако эта странная настоящая война все равно реконструкция, и ряженые казаки разбегаются, и местные мужики, хоть и страдают под игом фашистских оккупантов, сами признаются, если спросишь, но как-то не спешат вливаться в ряды освободительной армии. Поэтому постоянно надо что-нибудь изобретать, для поднятия духа и чтобы подталкивать ожившую историю в правильном направлении. Усилием ума или прикладом.
Вот у врагов праздник, День независимости, надо его отметить. А как? Убийствами, пытками, захватом заложников уже не удивишь. Самолеты тоже сбивали, причем разные самолеты, вообще ожившая история скоро отучает удивляться, но если сильно напрячься или запросить Москву, где войну креативят с утра до ночи, то можно изобрести что-нибудь свеженькое, еще невиданное в Донбассе.
К примеру, “парад” пленных, как в июле 44-го! Правда, толпа бендеровцев, извлеченных из подвалов, выходит не слишком густой, и благодарных граждан на площади собралось поменьше, чем тогда, в Москве, ну так война другая. Зато как громко они скандируют “фашисты!” и орут “на колени их поставьте!” Зато как блестят специально начищенные к этому дню штыки конвоиров! Зато сколько корреспондентов набежало снимать кадры, демонстрирующие позор и унижение вражеских войск! Зато картинка какая на “Лайфньюс”! И поливальные машины в конце, как бы отмывающие родную землю от фашистской нечисти, – все оттуда, с тех фотографий и киносъемок, все бережно реконструировано. Ожившая история бредет, понурив голову, по Донецку, и не за горами май 45-го, правда же?
Ну как сказать, чтобы не обидеть. С одной стороны, картинка, конечно, впечатляет. Сильная получилась картинка. Молодцы, постарались, творчески отнеслись к делу. А с другой стороны, если поразмышлять о ее пропагандистском эффекте, ради чего все и затевалось, то однозначный ответ дать нелегко. Особенно если сравнить июль 44-го с августом 14-го. Ожившая история как-то сопротивляется вам, пацаны, и даже норовит засадить кулаком в глаз.
Тут вышла недоработка.
Главное отличие в том, что тогда, 70 лет назад весь мир, задавленный и освобожденный, болел за Россию, любил Россию, рукоплескал России. Интернета не было, телевидения не было, мир полнился слухами, и тот давний “парад” явился способом рассказать человечеству о масштабах военных побед над фашизмом в предпоследний год войны. “Парад” символизировал викторию на фронтах и грядущую Победу. И кадры, облетевшие мир, произвели оглушительное впечатление на всех, включая нацистское руководство. Московский “парад” существенно приблизил тот, другой, окончательный, когда знамена вермахта повергались на брусчатку Красной площади.
Вчера мы увидели нечто иное. Украинских солдат, захваченных на своей земле и бредущих по ней в окружении соотечественников и реконструкторов – заезжих и местных. Хуже того. Политический фон был тоже иной.
Сегодня весь цивилизованный мир болеет за Украину, боится за Украину, помогает Украине, а что касается России, то это государство вызывает примерно те же самые чувства, что и гитлеровская Германия. Чувства, которые нормальный человек испытывает по отношению к оккупанту, топчущему чужую землю и грозящему войной всему миру. Тяжелые чувства, знакомые нам по историческим хроникам, когда изумление сменяется страхом, а страх – ненавистью. Когда слово “враг” постепенно обретает окончательный смысл, и на обложках газет и журналов, выходящих на разных языках в разных странах, запечатлевают лицо врага.
Оттого пропагандистский эффект оказывается, мягко говоря, смазанным. Ожившая история предлагает другие аналогии. Вспоминается лето 41-го – и страшные кадры немецкой кинохроники с толпами советских пленных. Звуковой фон тоже какой-то лязгающий, как в той бессмертной песне, реконструирующей торжество абсолютного зла: “Идут по Украине солдаты группы “Центр”. Впрочем, хромает и это сравнение, и в толпе расхлябанных конвоиров и прочих боевиков немецко-фашистских лиц при всем желании не обнаружишь.
Всё наши лица, у бандитов, захвативших город, и заложников, которых они ведут под конвоем, и видеть это глумление мертвой пиаровской фишки над живыми людьми невыносимо. Как если бы нацисты захватили украинский город и гонят несчастных пленных в концлагерь, на трибуне красуются фашистские генералы, а рядом местные прихлебатели. Власовцы или бандеровцы, неважно.
Историю, знаете, в принципе ни повторить, ни реконструировать нельзя. Повторяются лишь общие схемы, порой до боли знакомые. Она не оживает, и никого из погибших не воскресишь. Вот это следует помнить, прокручивая старые кадры старых войн и новые, самые свежие, которые нам вчера перегнали из Донецка. Сиди и смотри.
